История волжских бурлаков сильно романтизирована и драматизирована. Каюсь, я тоже в этом участвовал. Семнадцать лет назад мне попались волжские воспоминания Гиляровского. Там оказалось прекрасное описание бурлаков, ведущих по реке баржу. Они, в такт движению, пели монотонную песню: «Белый пудель шаговит, шаговит…чёрный пудель шаговит, шаговит…» Всё образно и ясно: на спокойной воде по малому течению – белый пудель шаговит, на стремнине – чёрный. Так написалась моя «Бурлацкая» песня.
В замечательном сборнике Д.Смирнова «Нижегородская старина» отыскались и другие характерные бурлацкие выражения. Бурлакам нередко приходилось идти по воде. Когда становилось глубоко, кричали: «Под табак!» Значит, спасай ватажники табачные кисеты, которые висели на груди. А вообще-то бурлаки на протяжении нескольких веков были основными работниками главной транспортной системы России по имени Волга. По реке на расшивах вверх – вниз перевозили миллионы пудов груза. С наступлением навигации народонаселение Нижнего увеличивалось раза в три: государевы и помещичьи крестьяне, обнищавшие мещане, просто бродяги нанимались в бурлаки и портовые грузчики. В Рыбинске, второй волжской «бурлацкой столице» население к навигации вообще чуть не в двадцать раз вырастало! Основную часть груза старались переправить весной и осенью по «большой воде».
Сбивались бурлацкие артели человек по тридцать. Большому судну требовалось порядка ста бурлаков, малому – меньше десяти: в расчёте «восемь ног на тысячу пудов груза». Нанявшись, бурлаки втыкали в вяленые шляпы «гречневики» семёновские деревянные ложки – свой фирменный знак и шли в кабак «мочить лямку», обмывать начало сезона.«Малая путина» до Рыбинска покрывалась бурлаками за двадцать дней, платили за неё примерно по 25 рублей на человека. Потом артель на лодке спускалась до Нижнего – и всё заново, за навигацию успевали по четыре – пять ходок сделать. Работа была организована чётко: старшие в ватаге – водолив, за ним – опытный хожалый «дядя». Двое «косных» шли сзади и «ссаривали», распутывали, когда нужно, бечеву. Младший из бурлаков варил на всех похлёбку, а казначеем артели обычно брали татарина, за вошедшую в поговорку честность. Волжский трудовой люд всегда был дружен и веротерпим. Шли по 18 часов в день с перерывом на обед.
С окончанием навигации бурлацкая артель рассыпалась. Крестьяне уходили до дому, другие – оставались зимовать в Нижнем, их называли «зимогорами». Местами их компактного проживания были дома Почаинского оврага и двух Живоносновских улиц. Последним оплотом обнищавших бурлаков зимой был Переплётчиков корпус на Нижнем базаре с дешёвыми углами и койками. Отсюда и фирменное нижегородское «попасть в переплёт», то бишь, «опутиться - ниже некуда». Да, несладкая жизнь была у волжских бурлаков! Вон, в Рыбинске в 1977 году даже памятник бурлаку скульптора Писаревского поставили.Но и не столь горемычным было их существование, как принято считать. История бурлаков знает немало примеров выдающихся людей, начавших именно «с лямки». Взять хотя бы родоначальника знаменитой на всю Россию нижегородской династии промышленников Бугровых, Петра Егоровича.
Бедный мальчишка из Семёновского уезда с детства отличался честностью и добросовестностью. Батрачил с малых лет, его охотно нанимали. Кто ж не возьмёт сильного, работящего, да вдобавок ещё весёлого балалаечника! Но вот когда его полюбила хозяйская дочь, когда молодые тайно повенчались в Городце – зажиточный тесть не стерпел и выгнал батрака из дома. Подался Петруха на Волгу, в бурлаки. Молодая жена осталась при тёще. А Пётр много лет тянул лямку, работал грузчиком – крючником.
Не пил, деньги по грошику копил, стал водоливом, сплавщиком соли – сопровождал караваны соляных барж вверх по Волге. Потом с компаньоном на паях купил барку, стал подрядчиком на соляных перевозках. Суровый тесть подобрел и благословил брак: Петруха – балалаечник уже в Петра Егоровича превратился! А в 1825 году, в сорокалетнем возрасте, после десятилетий тяжёлого труда, Бугров самолично за пять тысяч рублей приобрёл первую расшиву, стал крупным солеподрядчиком.
Расшива положила начало бугровскому флоту на Волге, всей финансовой империи нижегородских промышленников и меценатов. Его внук, Николай Александрович, уже к царю с докладом прежде министров входил. Но, как и вся династия Бугровых, жил по дедову закону: «Делай так, чтобы тебе было хорошо и никому не худо». Вот такие разные на Волге бурлаки были. Ну, а теперь – обещанная песня.
"Бурлацкая"
Над рекой летели струги,
Небо чистое слепит.
Отдыхайте, звери – люди,
Белый пудель шаговит.
Каспий – низ солён от пота.
Бородатый, волк, - тяни!
Лямка – жизнь, тюрьма – работа…
Чёрный пудель шаговит.
Волги цепь в песок стирает
И уносит наши дни,
Чёрный пудель – песню грянем!
Белый – что ж, ослабони.
Лбы морщинисты и седы,
Спины чёрны и красны.
Чёрный пудель – наши беды,
Белый пудель – наши сны.
Небо чистое слепит.
Отдыхайте, звери – люди,
Белый пудель шаговит.
Каспий – низ солён от пота.
Бородатый, волк, - тяни!
Лямка – жизнь, тюрьма – работа…
Чёрный пудель шаговит.
Волги цепь в песок стирает
И уносит наши дни,
Чёрный пудель – песню грянем!
Белый – что ж, ослабони.
Лбы морщинисты и седы,
Спины чёрны и красны.
Чёрный пудель – наши беды,
Белый пудель – наши сны.
1984
